Речь бывшего зам. председателя комиссии по защите прав адвокатов адвокатской палаты города Москвы Алексардра Пиховкина на конференции Pro Bono (устроитель - "Голос адвоката) 18 июня 2019 года

Я уже писала в своем блоге, что pro bono - неотъемлемый элемент модели абсолютной адвокатской монополии, и бурно используется этой монополией в США для обмана населения и вуалирования своей роли в отношении создания кризиса доступа к правосудию.

Модель регулирования адвокатуры и вообще юридического рынка завезена в Россию и настойчиво проталкивается именно с американской стороны - и на деньги американских налогоплательщиков, которых никто не спрашивает, но которые явно хотели бы использовать эти деньги, чтобы оплатить СВОИХ юристов (большинство американцев юридические услуги себе позволить не могут - именно из-за действий устроителей адвокатской монополии).

Поэтому в этой конференции предлагаются уже обкатанные мифы о pro bono и модели продвижения этого вида юридических услуг - в жесткой увязке с адвокатской монополией, вместо дерегулирования этой монополии, после чего услуги pro bono стали бы нужны значительно меньше.

Я опубликую стенограммы нескольких выступлений с этой конференции - и затем статью со сравнительным анализом этих речей и того, как pro bonо используется в адвокатском мифотворчестве, в США и в России.

Попробуйте почитать это интервью без пиетета, совсем без пиетета к говорящему, и с максимальным уровнем скепсиса.

===

Адвокат Александр Пиховкин:

"В начале своего выступления хочу задать вам вопрос, ответ на который как бы мы с вами вместе получим в конце этого выступления. 

Вопрос такой – в чем, по-вашему, разница между корпорацией и фонтаном?  Более узко, в чем разница между фонтаном и нынешними органами адвокатского самоуправления?

А сейчас пока начну с pro bono.

Здесь уже много говорилось, поэтому я постараюсь не повторяться.  Для молодых адвокатов pro bono – это, в первую очередь, способ получения бесценного опыта работы.  Для более опытных коллег – это способ проявления осознанной социальной ответственности.

Я немного расскажу… затрону те моменты, которые, по-моему, которым не было уделено достаточно внимания на сессиях.

Во-первых, мы говорили о помощи в виде консультаций и судебного представительства для граждан, но также в помощи нуждаются и некоммерческие организации, которые осуществляют, да, важную социальную функцию – если не достижения справедливости, вот, по очевидным причинам, то хотя бы удовлетворение потребности на стремление к ней.

Я хочу сказать, что сотрудничество с правозащитными организациями- очень важный аспект деятельности pro bono.  Нам необходимо искать точки соприкосновения с ними.  Множество НКО имеет потребность в защите своих прав и способны, к тому же, аккумулировать внутри себя и в себе, обрабатывать и формулировать для трансляции вовне, в виде запроса на сведения и потребности в помощи pro bono. 

Нам необходимо этим пользоваться.  Нам нужно расширять способы взаимодействия с другими некоммерческими организациями.  Мы сами являемся негосударственной, некоммерческой организацией, и мы должны расширять способы взаимодействия с другими негосударственными, некоммерческими организациями.

Далее, что я хотел сказать еще.  Дмитрий Шабельников и Евгений Корчаго, мне кажется, наиболее четко сформулировали и артикулировали проблему необходимости разграничения помощи pro bono и субсидированной помощи.

Критерий отнесения юридической помощи к pro bono – это, конечно, возмездность.

Деятельность в порядке статьи 51-й – это всё-таки возмездное оказание юридической помощи социально незащищенным слоям населения. 

Право – это не искусство войны, что бы нам ни говорили адвокатские чиновники с высоких трибун.  Право pro bono – здесь не исключение.  Деятельность pro bono – это, скорее, о знаменитом высказывании (неразборчиво) 3:22.  Если Вы помните Юстиниана, он сформулировал эту мысль как “ius est ars boni et aequi”– “право есть искусство добра и справедливости”.  Таким образом, pro bono – это внутренняя потребность в справедливости и творении добра.

Так называемое материальное участие в оказании юридической помощи в порядке статьи 51-й этим понятием не охватывается.  Иное, благотворительное понимание статьи 51-й, сбивает с толку адвокатов и сбивает с толку самих доверителей. 

Учитывая широко распространенную проблему так называемых карманных адвокатов, и вместе с тем относя помощь в порядке 51-й статьи к деятельности pro bonо, мы цементируем в сознании граждан, что pro bono – это что-то, возможно, не совсем качественное, опасное и влекущее негативные последствия.

Федеральная палата адвокатов делает очень много полезного, однако, кроме прочего, делает и много… скажем так… интересного.

В частности, она обкладывает адвокатскую деятельность массой непонятных и противоречащих друг другу резолюций, обязанностей, разъяснений.

К обязанностям таким странным относятся, например, квази-отчисления на нужды ФПА в виде обязательного оформления адвокатом подписки на издаваемый палатой печатный орган.

С другой стороны, и ФПА, и региональные палаты полностью устраивает ситуация так называемого материального участия в оказании помощи по 51-й статье, что тоже по сути относится к виду… к разновидности косвенного внутрикорпоративного налога на адвоката.

Который, например, в Москве составляет порядка семисот тысяч… эээ… семисот рублей.  Есть такая макроэкономическая теория – монетаризм – согласно которой количество денег в обращении является определяющим фактором экономики.

То же самое, похоже, творится в управлении адвокатской корпорации в течение десятилетий. 

Такое ощущение, что в ней на десятилетия закрепились экономисты, возможно, с юридическим образованием.  Их приверженность этой теории очевидна. 

Теория, конечно, адаптирована под конкретные нужды.  Согласно теории монетизации адвокатуры, количество денег является определяющим фактором благополучия органов адвокатского самоуправления.  Иначе трудно объяснить их стремление превратить за счет адвокатов в золото любую щетину – от вступительных экзаменов до повышения квалификации, от вменения обязанности подписываться на газету с публикациями вроде публикаций господина Михайловича до отчислений на оказание бесплатной юридической помощи.

Такой упрощенный монетарный подход к проблеме оказания юридической помощи pro bono не вполне соотносится с рапортами наших уважаемых руководителей о сознании социальной ответственности за оказание юридической помощи.

Почему это происходит?

Это происходит не только… Такой упрощенный монетарный подход к проблеме оказания квалифицированной юридической помощи.  Этот подход, безусловно, вредит адвокатуре.

Коэффициент его полезного действия для общества в целом остается… в целом остается крайне низким, и происходит вот это не только из-за карманных адвокатов, конечно.

Происходит это, в первую очередь, потому, что, с точки зрения наших адвокатских чиновников, деятельность адвокатов pro bono, как, в принципе, и всё, кроме денежных потоков, должна не только регулироваться, но и инициироваться государством. 

В адвокатуре отсутствует своя корпоративная культура, я об этом здесь говорил, к сожалению.  К сожалению, отмечался этот факт.  К счастью, отмечался, к сожалению, он имеет место.  О том, что отсутствует своя корпоративная культура и корпоративная традиция в юридической помощи pro bono, она не воспитывается и не приветствуется.

Даже в армии есть понятие альтернативной службы.  В органах адвокатского самоуправления иного понимания помощи pro bono, кроме оказания помощи в порядке 51-й статьи практически нет.

Но помощь по статье 51-й, как мы уже говорили – это не вполне помощь pro bono, поэтому… потому, что она подразумевает вознаграждение.  Не такое большое, как хотелось бы, как надо бы, но это не бесплатная работа ради общественного блага.

Попробуйте объяснить своей палате, что Вы не должны платить … участвовать вот в этих самых … материальным образом в … статье… в… оказании помощи по 51-й, что Вы не должны платить ей 700 рублей в месяц потому, что, скажем, осуществляли защиту pro bono членов адвокатской корпорации общей продолжительностью, говорю по своему опыту, например, не менее 80 часов в месяц на протяжении года. 

Вам, вероятно, ответят, что в случае неуплаты Вы будете подвергнуты дисциплинарному взысканию с формулировкой «за утрату связи с корпорацией».  Это происходит потому, что связь с корпорацией и с обществом нарушена у самих органов адвокатского самоуправления.

Мы поддерживаем, одобряем, фактически, любую инициативу государства.  Государство отменяет клетки в судах?  Прекрасно!  Наши управители поддерживают, даешь больше уважения к подзащитным.  Но этим клеткам уже четверть века.  Они появились в 92-м году впервые.  Четверть века мы общаемся со своими подзащитными как со зверьми в зоопарке.

Теперь уже довольно продолжительное время мы общаемся с ними через щелку в аквариуме.  Всем знакома эта процедура, когда подзащитный прильнул здоровым ухом к щели в аквариуме, а ты пытаешься ему что-то прошептать достаточно громко, чтобы услышал он, и достаточно тихо, чтобы не услышал никто другой. 

Отсюда вопрос – почему мы лишь поддерживаем инициативы Минюста?  Где раньше были наши адвокатские гуманисты?  Способны ли они произвести какой-либо законопроект, кроме законопроекта об увеличении срока своих полномочий?

В марте Минюст решил, что отменять клетки необходимо постепенно и не для всех подсудимых.

Получается, что опять хорошо.  Будет спокойнее участникам процесса.

Помните 10 20 «Контаминацию» такую, в исполнении прекрасного актера Виктора Павлова о «непокобелимости»?  Вот это совершенно наш случай.  Мы, корпорация, непокобелимо плетемся в хвосте у общества.  По сути, мы уже действуем в режиме министерства – пока не обычного, а такого, частного, министерства с обособленной от государства хозяйственной деятельностью, но с общими … с общим с государством пониманием важности момента. 

В апреле сего года состоялась церемония вручения национальной премии в области адвокатуры … адвокатской деятельности и адвокатуры.  В тяжелой борьбе в номинации «закон и муза» победил фильм «Защитник Седов».  Для тех, кто не знает – это великолепный фильм режиссера Евгения Цымбала с Владимиром Ильиным в главной роли.  Есть одно «но».  Всё прекрасно в этом факте, есть одно «но».  Это фильм 1988-го года.  То есть, в 2019-м году он разменял 4-й десяток.  По-моему, хорошая новость заключается в том, что это номинация «закон и муза», могли бы наградить как открытие года.  Собственно, это награждение дает понимание происходящего в российской адвокатуре.  Наши замечательные адвокатские начальники продолжают жить в 1988-м году.

С одной стороны, готовность внимать государству, обязательное и необходимое ощущение единства с руководящей и направляющей, при этом, с другой стороны, расцвет кооперативной деятельности, ростки дикого капитализма, возможности частной собственности, в сравнении с обобществленной. 

Николай Дмитриевич Рогачев, бессменный руководитель Нижегородской палаты с 1987-го года, а до того – председатель, в течение короткого времени, Нижегородского суда, так вспоминает об этих годах, прямая цитата с официального сайта:

«Что касается моих личных воспоминаний об этом периоде, то их достаточно много.  Этот сравнительно небольшой промежуток в моей жизни был достаточно значимым для меня. 

Работа в суде была для меня хорошей школой – в меньшей степени профессиональной, в большей – как руководителя значимого коллектива. 

Участие в еженедельных заседаниях исполкома райсовета, подготовка и доклады на районной сессии депутатов, наблюдение за работой райкома КПСС и даже некоторое участие в ней, личные контакты с множеством людей, оставшихся у власти и в период после «перестройки» - всё это в значительной мере помогло мне руководить 18 лет уже таким крупным и очень непростым коллективом как областная коллегия адвокатов».

Конец цитаты.

Задайтесь вопросом – в скольких адвокатских палатах Российской Федерации за последние 10-20 лет сменилось правление?  Вы будете удивлены.

Ну, сменился, допустим, президент в Брянской области.  Ну, ушел вице-президент Башкирской палаты.  Но список этот совсем недлинный.  В целом мы как сословие продолжаем жить в парадигме конца 80-х годов.  Было бы здорово назвать это «верностью традициям», но это не так.

К сожалению, нам как корпорации по части традиций удалось больше утратить и разбазарить, чем сохранить.  Из традиций у нас осталась, пожалуй, традиционная оглядка на Минюст и заискивание наших бонз на съездах судей.  И еще осталась несменяемость многих из них с тех самых пор.

Как корпорация, мы еще не вступили в 21-й век, мы закостенели, застыли в 1988-м году как Геркулан в пемзе. 

Как корпорация, мы разобщены, мы полны ненависти друг к другу, мы не стали равноправными оппонентами государства в вопросах защиты прав наших доверителей.  Защита наших собственных прав остается частным делом адвоката, попавшего в беду.  Коэффициент нашей полезности для себя и для общества нашей полезной деятельности характеризуется значением 0,16% оправдательных приговоров, а предметом нашей гордости у нас остается, по меткому выражению товарища Рогачева, «наблюдение за работой аппарата райкома КПСС и даже некоторое участие в ней», с поправкой на эпоху, конечно.

Но плохи даже не вот такие откровения руководителя региональной палаты.  Гораздо хуже, что мы … что они навязываются нам как модель, как образец доблести и геройства.  Если мы пропагандируем неюридическую деятельность как образец поведения юриста, ни о каком pro bono речи не может быть в принципе.  Для адвокатуры это не полезно.

Теперь, как уже говорилось здесь, pro bono вообще – это понятно, что юридическая помощь гражданам, не способным самостоятельно ее оплатить.  Специалитет этой помощи – это помощь коллегам, которые, соответственно, не в состоянии самостоятельно обеспечить себе надлежащую защиту.

Коллега Андрей Сучков говорил здесь о различении pro bono pubblico и pro bono dei.  Я хотел бы добавить к этому еще один критерий, еще одно различение, деятельность pro bono corporatio. 

Защищая коллегу, мы защищаем сословие.

Несколько слов я хотел бы сказать о такой помощи.  Признаком нашего профессионализма является способность отделять мух от котлет, даже если поведение коллеги и небезупречно или представляется нам таковым, мы обязаны рассматривать его не с позиций общечеловеческой логики и морали, но должны присовокуплять к своему взгляду профессиональный признак.

Интересно, что мы очень хорошо рефлексируем этот момент в отношении наших доверителей, но при этом удивительным способом… образом мало способны отыгрывать такой подход на коллегах. 

Наше несовершенство очень хорошо видно на примере краснодарского адвоката Михаила Беньяша.  Из него усматривается, что сообщество не способно пока консолидироваться перед общими угрозами.  Как соседи по лестничной клетке несчастных жителей известного «Дома на набережной», Серафимовича, 2, помните такой дом правительства?  Которых увозил «воронок» по ночам. 

Мы все всё понимаем, но, вопреки рассудку, считаем, что нарушение прав, не связанное с противоправным поведением последнего – это не про нас.  Просто у адвоката Беньяша плохая карма, а у нас – хорошая.

И нас это не коснется.  Даже более того – продемонстрировав поддержку попавшему в беду коллеге, мы поступаем как бы нехорошо для себя внутренне.  В психологии это называется «бред помилования».  Когда приговоренный лежит на плахе и при этом точно знает, что сейчас произойдет чудо и его пронесет.  Не проносит.

Поэтому необходимо помнить, что, защищая коллегу, мы защищаем сословие.  Защищая сословие, мы защищаем свои права, мы защищаем самих себя.

Как оказывать юридическую помощь pro bono своим коллегам?  Возможны несколько форм.

Во-первых – это самостоятельное, непосредственное участие.   Во-вторых – это участие в команде, и в-третьих, это опосредованное участие.

С первыми двумя формами, более-менее всем понятно.

Я не выделяю для себя лично в этих формах лучшую и худшую.  Как говорится, обе-две хороши.  Выбор формы – это вопрос предпочтений и обстоятельств.  Я участвую в защите коллег, как в составе команд ,так и самостоятельно и делаю это просто потому, что это важно для меня и, как я считаю, для корпорации.  Так что выбор остается за каждым, это личный выбор.

Что касается третьей формы.

Одна из форм опосредованного участия – это, например, фонды адвокатской взаимопомощи.

Я имею честь состоять в попечительском совете (модератор – «минуту») … в попечительском совете одного такого фонда, Фонда защиты адвокатов.  Он поставил своей задачей осуществлять сбор денежных средств и их распределение для оказания помощи адвокатам, которые не в состоянии самостоятельно оплатить то или иное действие, там, это может быть экспертиза, это может быть проезд или перелет защитника к месту производства и так далее.

То есть, фонд оплачивает накладные расходы адвокатов и на адвокатов, исключая вопросы гонораров и вознаграждений.  Благотворительный взнос в фонд – это не вполне, конечно, не впрямую относится к деятельности pro bono, и, тем не менее, я намеренно именую его как инструмент pro bono.

Адресная помощь коллегам, которые оказывают, в свою очередь, помощь pro bono, фактически является проявлением воли к деятельности на благо народа и способствуют этой деятельности.  Вам не обязательно помогать именно через этот Фонд, окажите помощь через любой другой фонд и любым иным образом.

Возьмите себе за правило 10, 50, 100, вернее, там, 50, 10 рублей в месяц направлять на помощь своим нуждающимся коллегам.  Мы гораздо больше платим на так называемые нужды палаты, при этом не знаем ровно ничего или почти ничего о расходовании данных средств.  Мы можем только догадываться об этом в виде расценки в сотни тысяч рублей за участие в невнятных околоюридических мероприятиях в России и за рубежом, помпезные церемонии самонаграждений и так далее.

Но у нас есть и не менее насущные проблемы и потребности – это возрождение, например, института залогов как меры пресечения для адвокатов.  Адвокат по ненасильственному преступлению не должен, конечно, заключаться под стражу.

Это может быть также помощь нашим престарелым коллегам, которые не могут позволить себе практику, а размеры их пенсий в силу очевидных причин стыдно произносить вслух.

Оказание материальной помощи, наконец, семьям адвокатов, временно или навсегда лишившихся кормильца и так далее.

Это всё деньги, и вот эти самые – и 100, и даже 10 рублей в месяц – не такие большие деньги.  Найдите способ оказать ими помощь тем, кто в ней, действительно, нуждается. 

Далее.

Адвокатам известна, например, ежегодная помощь «дней детям» так называемых.  Я ежегодно в них участвую, просто потому, что у меня есть такая потребность.

Однако, это, как в одной из колоний я видел объявление – «неделя молитвы», да, это… К сожалению, КПД от таких «дней помощи» крайне невелик.  Если ты молишься, то ты не ограничиваешься неделей в году, а если не молишься – то и недели много.  Это кампанейщина.

Но ведь и сами мы в состоянии выделить 1 день в месяц, в квартал, допустим, даже и в год, чтобы бесплатно проконсультировать детский дом, орган опеки или какое-то подобное учреждение.

Поэтому я призываю вас – вливайтесь в команду коллег, оказывающих помощь pro bono, выберите себе команду или создайте свою и посвящайте деятельности pro bono определенное количество часов в месяц, возьмите себе за правило – это как элементарную гигиену, как чистку зубов или мытье рук.  Это те самые 50 часов pro bono в месяц, о которых говорил, например, Дмитрий Шабельников.

Пусть это будет не 50, пусть это будет 15, 5 часов, начните с малого, и двигайтесь, главное, в эту сторону с любой матема… мотивацией. 

Но буквально одно слово по поводу, вот, выступления, застал я выступление уважаемого коллеги Александра Валерьевича Мелешко во время кофе-брейка, который он дал «Голосу адвоката».  Он вспомнил известный случай романа Гришэма “Street lawyer”, «Уличный адвокат».

Этот роман затрагивает крайне важную тему – как и зачем адвокат приходит к пониманию необходимости заниматься помощью pro bono.  В так называемых развитых демократиях этот вопрос рассматривается как акт самоактуализации.

Адвокат погряз в бумагах, устал решать проблемы белых воротничков и понял, что его жизнь превращается в набор симулякров.

Мне кажется, это настоящий мотив для деятельности pro bono, потребность в самореализации, говоря языком Маслоу.  Мне кажется, вот к этому и нужно стремиться.

Ну и, заканчивая своё выступление, я хочу вернуться к вопросу о фонтане. 23 48.

Я спросил, в чем разница между нынешними органами адвокатского самоуправления и фонтаном.

Разница практически во всём.

Наши органы самоуправления – не фонтан.

Но, если всё же продолжить метафору, вот что я скажу. 

Вода – основа жизни.  Если уподобить органы адвокатского самоуправления вот этому самому фонтану, то две молекулы водорода и одна молекула кислорода, как основа нашей жизни – это и есть адвокатура, в том смысле, что это собрание принципов адвокатской деятельности, наших кодифицированных и некодифицированных, писанных и неписанных правил, наших прав, наших обязанностей, норм адвокатской этики, в основании которых лежит уважение к общечеловеческим ценностям и, в первую очередь, к правам человека, охрана и защита этих прав.

Эта конструкция венчается нашим уважением к самим себе, к профессии, к сословию. 

Вы знаете, что фонтаны могут быть совершенно разными.  Богатые фонтаны садов Тюильри, фонтан Давида, разрывающего пасть льва, недалеко здесь в Петергофе, скромный фонтан звезд Бахчисарая, и, наконец, маленькие питьевые фонтанчики. 

Фонтан может быть каким угодно и чьим угодно, но есть одно важное условие для всех фонтанов – фонтан существует только если в нем есть вода.

Вы должны знать и помнить, что вода в фонтане в любом случае – ваша.  Вопрос, откуда она, как она появляется в этом фонтане, где тот живительный источник?

Ответ заключается в том, что Вы сами и есть источник, питающий этот фонтан.  Вы – носители сути и смысла адвокатуры, каждый из нас каждый день по каждому делу.  Если мы на Всероссийском съезде адвокатов допускаем трансляцию в отношении наших коллег и в общество, месседжи вроде «закрой пасть», мы получаем ровно такую адвокатуру.

Если мы осуществляем деятельность ради общественного блага, мы растем как профессионалы и как личности.

По совокупности наших поступков наши доверители, суды, правоохранители, власть судят об адвокатуре в целом.  Поэтому я призываю Вас просто помнить об этом.

Подводя итог всему сказанному и завершая свое выступление, я хочу, чтобы вы задумались над разницей между благожелательностью и благотворительностью.

Сочувствовать недостаточно.  Мы должны действовать.  Спасибо."