Адвокат Борис Кожемякин, Москва. Выступление на конференции 13 июля 2019 г. "Российская адвокатура - от конфликта к диалогу"

Начинается с отметки 5 часов 20 минут 31 секунда.

"Уважаемые коллеги!  

Я хотел бы очень коротко представиться.  В адвокатуре, безо всякого кокетства, я недавно, 27 лет всего.  Вот.  Работал … 

Ну, конечно, потому что президиуму можно дать 20 минут на пустопорожние объяснения, там, резолюции … 

Ну, я гость, поэтому правила должны быть монастыря.  

Значит, таким образом.

Мне доводилось работать с адвокатами, у которых был стаж 60 лет, вот, и сразу хочу сказать, поскольку регламент урезан – у меня 5 тезисов, по одной минуте на каждый. 

Значит, тезис первый.  Нас ставят перед выбором – либо Юмадилов, я обобщаю, либо господин Буркин. 

Вы знаете, есть какое-то третье, на мой взгляд, здоровое течение. 

Что касается господина Юмадилова.  Его тут пытались представить этаким чиновником, который в адвокатской работе мало что соображает.  Я как адвокат по уголовным делам, стараюсь бывать в двух местах – в Ростове-на-Дону и на Сицилии.  Мы там сверяем часы. 

Вот, совет один.  Естественно, можно не принимать.  Не читайте российского Фейсбука.  Доктор Барменталь говорит – так другого ж нет.  А профессор Преображенский говорит – вот никакого и не читайте. 

Но в Ростове соблазнился, некоторый отдых, всё прочел.  И убедился, что господин Юмадилов – он не так прост, как вот его рисуют, такой парень, там, всё.  

Когда я узнал, что 24-го июня будет конференция, внеочередная, я полез в наши адвокатские законы, и вдруг выяснилось, что внеочередная конференция может быть созвана более половиной от численного состава адвокатуры.

Вот.  Почитайте внимательно… Прикинул на свою московскую – это нас должно быть 5 с лишним тысяч, и как эти подписи собирать.  Но это неважно.  

Мне понравилась одна реплика Юмадилова.  Она заключалась в том, что эта конференция не будет иметь юридических последствий.  Ах, думаю, хитрец.  А вдруг бы переизбрали, там, или выразили недоверие (смеется) и так дальше – ну, собрались, поговорили и разошлись.  Ну, характеристика для, там, комитета это…

Сразу замкну с моими многими товарищами из 32-х.  Я думал, это гениальное письмо.  И там где-то в уголочке сидел год назад, думал – смотри, мне не предложили.  А они же заключили 32 соглашения на защиту замечательных башкирских адвокатов.  У них 32 поручения.  И вот они … Ну, 32 же легко там – один приехал, второй, там, и так дальше. 

Выясняется, что это… это в порядке критики.  Я тоже не просто уважаю многих, дружим, и, там, Юрий Артемьевич Костанов и вот Юрий Ларин, я уж не говорю о Каринне.  Вот.  Но.  

Если бы я заключил соглашение на представление потерпевшего башкирского адвоката, что его взносы были – похищены и, там, злоупотреблены неким образом – ни один президент, ни вице-, ни ФПА, ни московской, никакой, не посмел бы влезть в мое дело. 

Я веду защиту.  Я делаю запросы, истребую документы, формирую правовую позицию, пытаюсь  доказать, вернуть, во всяком случае, и так дальше.  Ну, мысль понятна, все адвокаты.

Немножко сложнее с Буркиным.  И сложнее, и проще.  Мне говорят – когда я почитал эту мразь в Фейсбуке, у меня другого термина нет, то мне некоторые мои коллеги адвокаты говорили – «подождите, он же не адвокат! Он же может писать всё, что угодно!  Да он же лишен статуса!»…

Вопрос из зала:  (неразборчиво)

Буркин. 

Голос из зала: Правда?

Безусловно.  Это… Я еще … Да, я ему в лицо и говорю, я знаю, что он присутствует здесь и так дальше.  Вот такую гадость писать о коллеге …

Голос из зала:  просят модератора сделать предупреждение

Делайте предупреждение, потом сделаете.  Мы же судебные адвокаты, нас не так затыкали, так что… слабы в коленках.  Я прошу меня не перебивать.  Я назвал – если господин Буркин обиделся на меня, пожалуйста, у нас есть районный суд, я буду там отстаивать и так дальше.

Но я еще хочу раз подчеркнуть – да, Резник не нуждается в защите, вроде бы.  Но, я вам должен сказать, он нуждается в нашей поддержке и защите.  Он может заблуждаться, он может занимать какие-то другие позиции.  Я писал статьи и, там, с критикой и так дальше.

Но писать вот об этих трясущихся старце… Меня что поразило, господин Буркин.  Вы в этом, как это называется, статья, пост, Вы проявили такое злорадство, что они проиграли защиту, все эти старцы из ФПА, там, и так дальше, которое адвокату не свойственно.

Но даже меня и не это задело.  Это оскорбление, с Вами будет разбираться, там, если захочет, конечно… Меня поразила другая фраза.  Здесь написано…

Рагулин:  Время у нас уже…

Да, я сейчас минуту закончу.  «Примененный давно признаются судами преступными.  Господин Буркин влез в чужое дело, признал подзащитного других адвокатов преступником, заранее дал квалификационную оценку, и так далее, и так далее.  

Господа адвокаты!  Что же мы делаем?  Если в мое дело влезет какой-то коллега со своими комментариями и не важно в каком источнике, он подлежит жесткому разбору полетов и так далее, и так далее.

Тут прозвучало, что он вроде бы взял свои слова назад, извинился.  Хамить публично можно?  Надо и извиняться публично.  А извиняться тайно – это не тот случай.  Вот.  И в завершение. 

Вот у нас нужно, конечно, менять закон об адвокатуре.  Без изменения закона все наши предложения тают.

Но у нас есть выход – не соблюдать закон.  Я довольно длительное время возглавлял крупную коллегию адвокатов, был единственным претендентом на пост председателя коллегии, и каждый раз у нас на тайном голосовании, 5-6 черных шаров из 70 там пяти – это нормальный результат, значит ты где-то там что-то чего-то.  Вот.

Поэтому, если бы наши уважаемые руководители, о которых писал журналист Никитинский, уже более 30 применили эту схему, там, посидеть одну неделю и вернуться на прежнее место – вот если бы они рискнули, для поддержания своего морального авторитета, провести не юридическое, а рейтинговое голосование, на любой конференции, пусть она не будет иметь последствий, и если бы президент и члены Совета собрали бы 50 + 1 голос, у них бы авторитет вырос до изменения всех законов.

Вот, и в завершение я хочу сказать, что культура общества… где-то я это читал… определяется тем, как это общество относится к старикам и к детям.  В нашем случае – это ветераны адвокатуры и наши стажеры. 

Вот когда я увидел эту постепенную коррозию наших каких-то гуманных… когда за прием в адвокатуру надо официально платить 150, 200 и больше тысяч.  Меня принимали без денег. 

Когда стажер нам платит за стажировку!  Это что такое?  Раньше коллегия платила патрону, чтобы он учил стажера – и никак иначе.  А у нас сейчас … Я маленький пример и закончу.  

Одна стажерка… Я смотрю – она вносит в кассу деньги.  Я говорю – «Мариночка, это что такое?»  А, говорит, я плачу за стажировку.  А сколько?  Ну, чтоб МРОТ – 15 тысяч.  Я говорю, ну, пойдем со мной.  Открой Кодекс трудовой.  Ты в каких отношениях находишься с коллегией?  - В трудовых. – Кто у нас работодатель и кто работник? – Я работник, коллегия – работодатель. 

Я говорю – найди мне в Трудовом кодексе, чтобы работник платил работодателю.  И тогда я тебе поставлю пятерку на вступительных экзаменах.  

Спасибо."